Автобиография Бритни Спирс The Woman in me стала одной из самых обсуждаемых книг 2024 года. Её признали книгой года многие мировые издания, а совсем недавно перевели на русский язык.
Мемуары поп-звезды вышли в издательстве «Бомбора». С его разрешения мы публикуем отрывок, который рассказывает о том, какими были родные Бритни Спирс, откуда взялась жестокость её отца и почему в семье певицы так много несчастных женщин.
Свое второе имя я получила в честь матери моего отца Эммы Джин Спирс, которую все звали просто Джин. Я видела её фотографии и теперь понимаю, почему все говорят, что мы похожи. Те же светлые волосы. Та же улыбка. Она выглядела моложе своих лет.
Ее муж, мой дедушка Джун Спирс-старший, был настоящим тираном. Джин потеряла ребёнка, когда тому было всего три дня от роду. Джун отправил жену в больницу Юго-Восточной Луизианы, ужасную лечебницу в Мандевилле, где её пичкали литием (препарат, который назначают для лечения маниакальных состояний и профилактики биполярного расстройства и шизофрении. Раньше литий считали хорошим средством для помощи страдающим от депрессии, но после его отмены у некоторых пациентов возвращались симптомы психических расстройств. — Прим. ред.). В 1966 году, когда бабушке Джин был тридцать один год, она застрелилась из дробовика на могиле своего сына, спустя почти восемь лет после его смерти. Я представить не могу, какое горе она пережила.
Про таких, как Джун, на Юге говорят: «Он крайне требователен», «перфекционист» и «очень заботливый отец». Я бы выразилась жёстче.
Помешанный на спорте, Джун заставлял моего отца тренироваться до изнеможения. Каждый день после занятий по баскетболу, каким бы усталым и голодным папа ни был, приходилось делать сотню бросков, прежде чем ему разрешали пойти домой.
Джун был офицером полицейского управления Батон-Руж, всего у него было десять детей от трёх жен. И, насколько я могу судить, никто из них не может сказать ни единого доброго слова о первых пятидесяти годах своей жизни. В моей семье говорили, что от мужчин Спирс не стоит ждать ничего хорошего, особенно в их обращении с женщинами.
Джин была не единственной женщиной, которую Джун сослал в психиатрическую лечебницу в Мандевилле. Там же оказалась и его вторая жена. Одна из сводных сестёр отца рассказывала, что с одиннадцати лет Джун подвергал её сексуализированному насилию, и продолжалось всё до тех пор, пока в шестнадцать девушка не сбежала из дома.
Папе было тринадцать, когда Джин застрелилась на той могиле. Я понимаю, что отчасти эта травма повлияла на то, как отец вёл себя со своими детьми. Ему невозможно было угодить. Он, как и Джун, заставлял моего брата много заниматься спортом, в котором тот преуспел.
Папа напивался до отключки. Мог пропасть на несколько дней. И когда он пил, становился жутко злым.
С возрастом характер Джуна стал мягче. Я не застала того злобного мужика, унижавшего своих детей, у меня был довольно милый и терпеливый дедушка.
Миры моих родителей были диаметрально противоположными.
По словам матери, её мама, моя бабушка Лиллиан «Лили» Портелл, родом из интеллигентной, аристократичной семьи из Лондона. Все отмечали её слегка экзотическую внешность: мать Лили была британкой, а отец — мальтийцем. Её дядя был переплётчиком. Вся их семья играла на музыкальных инструментах и любила петь.
Во время Второй мировой войны Лили познакомилась на танцах с американским солдатом, моим дедушкой Барни Бриджесом. Он был водителем у генералов и обожал быструю езду.
Когда Лиллиан переехала с ним в Америку, она быстро разочаровалась. Она представляла себе жизнь, подобную той, что была у неё в Лондоне. По дороге на молочную ферму Барни в Новом Орлеане она смотрела в окно его машины и расстраивалась от того, насколько пустым казался его мир. «Где огни?» — спрашивала она своего новоиспеченного мужа.
Иногда я представляю, как Лили едет по сельской местности Луизианы, вглядываясь в ночь и понимая, что её шумная, яркая, наполненная музыкой жизнь, состоящая из послеобеденного чая и лондонских музеев, вот-вот обмельчает и наполнится тяготами. Вместо походов в театры и магазины ей придётся торчать в деревне, готовя, убираясь и доя коров.
Поэтому бабушка держалась особняком, тоннами читала книги, была одержима уборкой и до самой смерти скучала по Лондону. Родные говорили, что Барни не хотел отпускать Лили в Англию, так как боялся, что, если она уедет, домой уже не вернётся.
Мать рассказывала, что Лили была настолько поглощена своими мыслями, что могла начать убирать со стола ещё до того, как все поели.
Я лишь знаю, что бабушка была красивой, и мне нравилось копировать её британское произношение. Мне нравится, когда люди говорят с британским акцентом, потому что он напоминает мне о моей модной бабушке. Мне хотелось иметь такие же манеры и мелодичный голос, как у неё.